Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на заг - Страница 41

* * *

Поговорили-поговорили - и забыли. Наверное, и правильно. Картинка какое-то время стояла у босса, потом при переезде конторы в новый офис - просто забыли, как и другой хлам. Какое-то время выпало: когда лежишь лицом в пол, перед тобой только пыль. И звуки тоже сквозь пыль, стекловату, колкое и мутное месиво.

Видимо, кто-то принес картинку Айхру. Может, и Сана. Она вообще часто глядит - туда.

- Айхр, а человек вообще может вернуться после такого вот... растворения?

Слова из внешнего мира, несмотря на шум прибоя, долетают прекрасно. Поговорить, правда, не получится - кто услышит, да хоть бы и увидит маленькую фигурку у камня, запятую, по сути - лишнюю закорючку?

Айхр чуть приподнимает брови:

- Не знаю. Если успел хоть немного пожить - своим, не заимствованным светом, - то может. Впрочем, успевшие обычно и не исчезают.

Помолчав, добавляет:

- Я говорил ему про закат. Мог успеть.

Надо мной - вечный закат. Времени - грузи вагонами, ешь половником. Хватит ли?

Хорошо, что я выбрал картину. Пусть, по сути, дешевую поделку, а все равно - и соленый ветер, и брызги, и черные скорлупки выброшенных мидий, и водоросли на камнях...

Даже не представляю, каково тому, кто вернулся за старым зонтиком.

МАРИНА ВОРОБЬЕВА

ВСЕ ПЬЮТ НАТУРАЛЬНЫЙ СОК

Все пьют натуральный сок,
и только я сожалею.
Коби Оз

Огни города то лезли на небо, то спускались в преисподнюю, вверх-вниз, луна в тумане, только огни. Гилад везет последнего пассажира в ночном такси. Все, последний, и пора спать, завтра с утра встреча с полицейским инспектором. Поворот, долгий подъем, остановка на узкой улице между соснами. Гилад оборачивается назад, пассажир, пожилой дядька с седой бородой, долго перебирает деньги в кошельке, прикрывая кошелек рукой. Гилад зажигает в машине свет и насвистывает популярную песенку: "Все пьют натуральный сок, и только я сожалею". Дядька с бородой и с кошельком, из которого никак не вынырнут деньги, скорей раздражает, чем располагает к беседе, но у Гилада сводит мышцы от постоянного молчания, спазм в животе поднимается к горлу, знакомым такое не расскажешь, от инспектора мало толка, он повторяет каждый раз одно и то же: "Понимаете, такая история, никаких следов, я такого не встречал за все десять лет работы в полиции". А в последний раз добавил: "Я полицейский, а не психотерапевт. Я вас слушаю каждый раз только потому, что мне неудобно за свой полный провал. Но уже прошел почти год, кажется, зацепок не будет. А вам надо взять себя в руки, эти разговоры выматывают нас обоих и ни к чему не приводят". Гилад взял себя в руки и держал почти месяц, а потом позвонил инспектору и сообщил, что у него опять появилась идея. На самом деле идеи не было, Гилад придумывал очередной повод для разговора по дороге в полицию, насвистывая песенки в своем такси.

- Я счетчик не включал, вы можете расплатиться временем, если у вас есть немного, - собственный голос показался Гиладу не просто чужим, а уже слышанным в каком-то телесериале, одном из тех, с помощью которых Гилад убивал вечера, когда не выезжал на работу.

Седобородый медленно замер, сначала его губы и рука где-то в глубине кошелька стали двигаться, как части разных паззлов, пока не остановились, сначала рука, потом, дернувшись, полные губы из-под усов.

- Нет, - продолжал Гилад сериальным голосом, уже не обращая внимания на его звучание, - я не покупатель времени, не пугайтесь. Вы лучше скажите, люди могут исчезать бесследно? Ну то есть совсем бесследно, так что полиция ни за что зацепиться не может? Прикиньте, выходит человек из дома, держит вас за руку, прячет лицо от ветра под вашей курткой, зябнет, поднимается в дом за шапкой, потирая замерзшие уши, говорит, что так и снег пойдет и мы не доедем, но я таксист, я доеду по любому гололеду, пусть все съезжают на обочину, но не я. Дурак, надо было сказать: "Нет, не доедем", надо было подняться с ней. Я курил, прикрываясь капюшоном, до машины надо было еще идти, спускаться по лестнице, я хотел идти вместе с ней. Задумался о своих делах, о неприятностях с начальством на работе, потом о снеге, что он стал выпадать каждый год, сигареты три выкурил. Замерз, поднялся посмотреть, что так долго. Ее там не было, понимаете, не было! Я еще подождал, может, к соседям зашла зачем-то. Потом бегал искал - ее не было нигде, ни записки, ничего. Потом полиция, и никаких следов. Все. Конец. Понимаете? Такое бывает?!

- Понимаю, бывает. - Рука в кошельке опять задвигалась и вытащила белоснежный носовой платок. - Вы плачете, вытрите слезы.

Вслед за платком из того же кошелька показалось горлышко бутылки виски, а за ним и вся бутылка и стакан.

- А почему один? - спросил Гилад. Остальные вопросы пронеслись в голове быстрой тучей и так и не вылились наружу.

- А потому что для вас это конец истории, а в конце человек всегда один. Не пейте сейчас, вы за рулем. Поезжайте домой, там выпейте и расслабьтесь. Завтра не надо ехать к инспектору, эта история не имеет к вашей жизни больше никакого отношения. У вас еще все будет, молодой человек. - Бородач медленно закрыл кошелек, вышел из машины и исчез в подъезде дома между высокими соснами.

Гилад сунул бутылку и стакан в бардачок и завел мотор. Нет, невозможно, руки трясутся, конец истории, один, откуда это все? Гилад достает стакан и пытается открыть бутылку одной рукой.

Короткий стук в окно машины.

- Ну что, шофер, поехали? - над машиной склонился прекрасный юноша.

Да, именно так Гилад и подумал - прекрасный юноша, иначе того, кто сейчас открыл дверь машины и сел на заднее сиденье, не назовешь. Широкая белая шелковая рубашка вилась на зимнем ветру. Больше ничего Гилад не запомнил.